Подлинная Мифология настолько далека от нас, что нелишне будет, перед тем как погрузиться в неё, помедлить и поразмышлять не только о пользе её и опасностях (оставим это психологам и психиатрам), но и о собственно отношении к ней.
Мы потеряли способность к непосредственному восприятию великих реальностей духа- а именно этот мир воплощает вся подлинная мифология, потеряли навсегда, благодаря всепроникающему любопытству нашей преданной помощницы- науки. Согласно её убедительным объяснениям, мы ещё до того, как возьмём чашку в руки, уже знаем, уже знаем, что нам предлагают выпить, знаем куда лучше чем те, кто разбирается в “питии”. Долг науки- сделать доступным прямой путь к мифологии, который она сама же заблокировала своими толкованиями и объяснениями.
Определённое представление о той жизненности и динамике, которая у древних греков получила название (Мифология), можно составить обратившись к Платону, непревзойдённому “толкователю мифов”.
Искусство мифологии, существующее как рядом с поэзией, так и внутри неё (ибо эти две области частично совпадают), занимает особое место благодаря своему содержанию и характеризуется своеобразием своего материала. Традиция с незапамятных времён хранила этот материал в повествованиях о богах и богоподобных существах, героических битвах и странствиях в подземный мир- повествованиях (“мифологема”, пожалуй;- лучшее древнегреческое слово, выражающая их смысл), известных всем, но тем не менее далёких от окончательного оформления, ибо они являются источником для нового и нового творчества.
Мифология есть движение этого материала: это нечто постоянное и мобильное, субстанциональное и всё же не статичное, способное к трансформации. Как искусство и как материал мифология интерпретирована в одном и том же феномене, подобно тому как искусство композитора и его материал представлены в мире звуков.
Мифологии свойственно образное формообразование. Непрерывно струится поток сменяющих друг друга мифологических картин. Но одновременно это течение является и развёртыванием: отлитые в форме сакральных традиций, мифологемы в то же время сохраняют основные черты произведений искусства, подобно музыкальному произведению, где- параллельно или последовательно- возможны различные способы развития основной темы. И хотя тому, что “течёт”, свойственна образность, сравнение с музыкой вполне допустимо, если иметь в виду конкретные музыкальные произведения. Иными словами, это возможно, когда предметом сравнения является нечто, т. е. то, что выступает как объект с присущими только ему качествами и чему следует отдавать должное не посредствам интерпретации или объяснения, а прежде всего оставляя но таким, как оно есть, или позволяя ему выразить свой собственный смысл.
Загадка столетий. "Иди, я скрываю имя бога". 60*85 см, листовая медь 0,8 мм
Мифология- это не просто способ выражения который можно заменить другим, более понятным. Как выяснилось, это единственно возможный и приемлемый способ. Как музыка имеет смысл, который приносит удовлетворение (что справедливо для всякого осмысленного целого), так и любая подлинная мифологема обладает своим, приносящим удовлетворение смыслом, который подчас невозможно передать на языке науки, поскольку наиболее полное свое выражение он находит только в мифологической Терминологии.
Для народов- мифотворцев мифология являлась формой самовыражения, и формой мышления, и формой существования. Томас Манн в эссе о Фрейде, называя жизнь древних “цитатной”, привёл в подтверждение этому примеры, удачнее которых трудно вообразить.
Древний человек, по словам Манна, перед тем как совершить какое- либо действие, делает шаг назад, чем напоминает тореадора, ищущего равновесия, чтобы точнее нанести смертельный удар. Древний человек пытается отыскать пример в прошлом, в которое погружается, как водолаз в водолазный колокол, чтобы потом нырнуть- но уже защищённым и преображённым- в реальную действительность. Именно так его жизнь обретала своё настоящее выражение.
Для древнего человека мифология его народа была не только убедительной, т.е. обладающей смыслом, но и объясняющей, т.е. придающей смысл всему остальному.
Мифология говорит об истоках, а точнее об изначальном. Невозможно, пожалуй, выразиться точнее: первым идёт “почему”. В мифологии мы не находим ничего, кроме прямого возвращения к “АРХАИ”, кроме спонтанного движения назад- к “почве”. Если философ стремится проникнуть в суть явлений, чтобы определить “действительно существующее”, то рассказчик мифов возвращается в первоначальный мир, чтобы напомнить нам об “изначальном”. Для него именно “изначальное” и есть подлинное. …рассказчик мифов, проживая историю, о которой повествует, сам непроизвольно возвращается назад, в первоначальное время, в интересующую его изначальность, обнаруживает внутри себя “АРХАИ”, о котором говорит. … погружаясь в себя и описывая это погружение, мы переживаем и определяем основы нашего бытия, т.е. “основываем” себя. … погружающейся в себя человек одновременно открывает себя…, мифологический “основатель” который возвращается через погружение в себя, к своим собственным основаниям, основывая свой мир- создаёт его для себя заново на том фундаменте, где изначально божество всё, что течёт, рождается и произрастает.
Сверхзадача мифологии- воссоздать мир из той точки, из которой возник и вокруг которой организован сам “основатель”, где он существует благодаря своему началу (в абсомотном смысле- как уникальная и специфическая система, а в относительном- как система, зависящая от бесконечного числа предков). Это и есть основание. Выстраивая новый мир в миниатюре образа микрокосмоса, мифологическое основание переходит к действию: оно превращается в созидание. Основание городов во времена живой мифологии выглядит так, словно они возникли из двух “АРХАИ” (абсолютного, где человек берёт начало и относительного, где он является продолжением предков). Иными словами, фундамент их представляет собой то же самое божественное основание, на котором покоится и сей мир… и город, и мир, и место обитания богов. Исток (начало) в мифологии означает две вещи: как содержание повествования, или мифологемы, он является и дающим почву” , а как содержание действия –“основывающим город или мир.
В итоге исток- это то, что возвращает человека к его собственным началам, когда возникает нечто первоначальное в форме первобытных образов, мифологем и церемоний. Все эти вещи могут быть проявлениями одной и той же мифологической идеи. “
… трудности современного человека прямо противоположены проблеме людей, живущих в сравнительно стабильные эпохи иных великих координирующих мифологий, которые нынче считаются ложью. В те времена весь смысл заключался в группе, в огромной безымянной форме, никакого смысла- в самовыражении личности; теперь же значение не предаётся ни группе, и вообще ничему в мире: всё заключено в индивидуальности. Но содержание личности совершенно бессознательно. Никто не знает, к чему именно движется. Никому не известно, что побуждает его к этому. Все линии связи между зонами сознательного и бессознательного человеческой души разорваны, и каждый из нас разделён надвое.
Сегодня предстоящиегерою свершения совершенно отлично от тех, какими они были в век Галилея. Там, где тогда была тьма, сейчас свет; однако там, где раньше был свет, теперь царит мрак. Подвиг современного героя заключается в необходимости вновь принести свет в потерянную Атлантиду пребывающей в гармонии души.
… мы обнаруживаем подлинную причину разрушения всех унаследованных нами религиозных формул. Центр… царства загадок и опасностей определённо сместился. Для первобытных охотников тех тысячелетий эры человечества, когда саблезубый тигр, мамонт… были самыми явными проявлениями всего чужого- источника одновременно и опасности, средств к существованию- огромной человеческой проблемой было достижение психологической связи, позволяющая разделить дикость с этим существом. Произошло бессознательное отождествление- и тогда наконец получеловеческие- полуживотные фигуры мифологические тотемных предков перешли в область сознания.
Животные стали наставниками человечества. Посредствам буквального подражания- такого, какое сегодня можно увидить только на детских площадках (или в сумасшедших домах), было завершено действенное уничтожение человеческого ЭГО, и общество достигло уровня связующей организации. Аналогичным образом, племена, жизнь в которых была основана на растительной пище, начали связывать себя с растениями: ритуалы сева и жатвы были отождествлены с процессами произведения потомства, рождения и перехода человека к зрелости. Как растительный, так и животный мир, впрочем, были в конце концов подчинены общественному контролю. Вследствие этого огромная сфера поучительных чудес сместилась- на небеса- и человечество узаконило величественную пантомиму священного лунного царя и святого солнечного повелителя, иератическое планетарное государство и символические празднества в честь управляющих миром высших сфер.
Сегодня все эти загадки потеряли свою силу; их символы уже не затрагивают душу. Понятие космического закона, которому подчиняется всё сущее и перед которым должен склониться сам человек, давным- давно прошло предварительные мистические стадии, представленные в древней астрологии, и ныне просто выражается в механических терминах, словно нечто само собой разумеющееся. Нисхождение западных наук с небес на землю (от астрономии 17в. До биологии 19в.) и их сосредоточение наконец на самом человеке (антропология и психология 20в.) отличают путь громадного смещения центра внимания человеческого удивления. Основной загадкой сейчас является не мир животных, не растительный мир, не чудеса высших сфер, но сам человек- именно человек являет собой то незнакомое обличье, с которым должны примериться силы эгоизма, посредством которого ЭГО претерпевает распятие и воскрешение и по образу которого предстоит перестроится обществу- человек, понимаемый, однако, не как “Я”, но как “Ты”, поскольку никакие идеалы и преходящие институты имени, народа, континента, общественного класса или столетия не могут послужить мерилом неистощимого и блещущего разнообразными чудесами божественного существования, которым является жизнь в каждом из нас. Не общество должно направлять и спасать героя- только наоборот. И поэтому каждый из нас разделяет высшее испытание- влачит свой крест спасителя- не в яркие мгновения великих побед своего племени, но в безмолвные минуты отчаяния личности.
Джосеф Кэмпбелл “Герой с тысячью лицами, миф. Архетип. Бессознательное.”София, 1997.
Мифологический символизм